Ее звали «мамочка» в армии, муж называл «миленькая», а для нас она была просто «бабушка Зина».
Она родилась осенью 1913 года. Ее отец был из рода Шиповых, достаточно известного в России того времени. Одни Шиповы жили в Петербурге, другие жили на своих исконных землях: Тверская и Ярославская губернии.По-видимому, одна из девушек рода Шиповых вышла замуж за некоего Осипа Демичева. Их сын Петр был отправлен в Петербург учиться и после учебы возвратился обратно в Ярославскую губернию. Там он встретился с молодой красавицей Татьяной, девушкой из бедной и не знатной семьи, но достаточно образованной (она окончила школу, что было для девушек ее сословия редкостью). Говорили, что ее отец был бригадиром бурлаков на реке Шексне (приток Волги). Вскоре Петр и Татьяна обвенчались. Жили они в селе Мягра Пошехонского уезда Ярославской губернии, что на реке Шексна. На другой стороне реки были села Красное и Никольское с церквями, в книгах которых записано о рождении у Татьяны и Петра Демичевых сыновей Николая и Василия. Сейчас этих мест уже нет, они скрыты под водами Рыбинского водохранилища. Примерно в 1909 году семья Демичевых уехала в Харьков по приглашению Пупы Шипова. Пупа Шипов владел в Харькове несколькими хлебопекарнями и магазинами. У него не было детей и он пригласил своего племянника Петра Демичева помочь ему в ведении дел.
Две девочки, Зоя и она – Зина, родились уже в Харькове.
Она помнила огромный стол в гостинной. Кушали все вместе. За столом дети не разговаривали, а если кто-то баловался — дядя Пупа большой деревянной ложкой ударял по лбу. Дети очень боялись его.
У девочек была гувернантка, к ним домой приходила учительница музыки, Зина с сестрой учились говорить по-французски… На праздники дети давали театрализованные представления. Уже спустя много лет песенки из музыкального спектакля «Красная шапочка» Зина напевала своим внукам.
Одна из принадлежавших им пекарен находилась во дворе дома в начале улицы Клочковской, где они жили. Иногда детям удавалось посмотреть, чем там занимаются рабочие в пекарне. В ее памяти остались огромные мужские руки, которые месили тесто. И очень вкусно пахло…Особенно перед Пасхой. Куличи на продажу делали только на желтках. Они получались большие, красивые, очень вкусные. Выпечку развозили по магазинам на телегах.
Ее мама была очень набожной и хлебосольной. У них всегда обедали люди из монастыря или церкви, какие-то странники, ходоки, паломники…
А потом что-то случилось. Учителя перестали ходить. Пекарня перестала работать. Однажды пришли какие-то люди и стали все забирать из квартиры. Мама сидела, не проронив ни слова. При детях они с отцом вообще ничего не обсуждали. Запомнилось, что пришедшие задумались, забирать ли пианино. Видимо, не очень им хотелось тащить большой груз и, посовещавшись, они приняли решение, что можно один музыкальный инструмент оставить: патефон забрали, пианино оставили.
Потом их семья переселилась в маленькую квартиру на Журавлевке. Жили, конечно, они уже плохо. Но как-то жили. Мама никогда ни на что не жаловалась, никого не ругала, ничего не вспоминала. На новом месте маму недолюбливали. Вокруг жил сплошной пролетариат, а тут «дама» с пианино. Но доброта, искренность, набожность мамы сделали свое дело, — ее признали и помогали, если было надо.
Новая жизнь быстро стала для девочек обычной, дети ведь живут настоящим.
Зине было лет двенадцать. В стране появилась пионерская организация, и это движение потихоньку дошло до Харькова. С каким азартом она пела эту пионерскую песню:
Эх, картошка объеденье, денье, денье
Низко бьём тебе челом, лом, лом...
Даже дальняя дорожка, рожка, рожка, рожка
Нам с тобою нипочем, чем, чем...
Братья Николай и Вася были постарше. В конце 20-х они были вынуждены уехать из Харькова, т.к. здесь ни учиться в институте, ни работать они не могли – им напоминали постоянно об их купеческих корнях. Николай и Вася уехали в Питер.
Проходило время и девочки превращались в настоящих красавиц. На их улице жило много молодежи, которая по вечерам после работы ходила мимо их дома в клуб за речкой. Когда девочкам было лет по 14-15, они садились у окна и смотрели на идущих в клуб ребят. Для парней они еще были маленькими и на них внимания обращали мало. Но Зое уже очень нравился высокий красавец Саша, с ярким румянцем на щеках и большими добрыми глазами. Он жил недалеко и часто с друзьями останавливался на углу улицы возле их дома и пел песни. Тогда все любили и умели петь. Но этот пел особенно хорошо. И шутить любил. Зоя заливалась звонким смехом в ответ на его шутки.
«Вон твоя свекруха пошла», — подсмеивалась Зина над Зоей, когда мимо дома проходила Сашина мама.
Прошло года три и Саша с Зоей стали встречаться. Тогда все вечера они проводили в клубе, который был центром для всей Журавлевской молодежи. Там смотрели фильмы, а потом танцевали. Даже зимой, в сильные морозы, мчались туда, прихватив туфельки.
Сложность того времени как-то не запечатлелась в памяти Зины. Это был период первой влюбленности. Любовь царила вокруг. Она делала каждый вечер необычным, радостным, запоминающимся. Сестры Зина с Зоей были все время вместе, в одной компании.
Они делились друг с другом всеми своими секретами. Хохотушка Зоя обычно была в центре внимания, вокруг них всегда собирался коллектив. Потом, много лет спустя, Зина могла вспомнить сотни вечеров и бесконечно рассказывать о том счастливом для нее времени. А это были 30-е годы.
В 31-м году Зоя вышла замуж за Сашу. Зоины подруги перешли к Зине, но без Зои уже было не так весело. Зина решила учиться и закончила курсы телеграфистов. Круг общения несколько изменился. Зина стала комсомолкой, причем ее происхождение не было предметом обсуждения, как в случае с ее братьями.
В 31-32 годах она получила путевку в Крым, в Ялту. Это было великолепно: море, горы, чудесная компания, новая влюбленность. Ее крымские фотографии никак не укладываются в современный стереотип того страшного времени.
Зоя с Сашей жили по тем временам тоже не плохо. У них уже была отдельная квартира. Саша работал на заводе и был хорошо оплачиваемым рабочим с четкими пролетарскими корнями. Когда-то, до революции, его семья прятала у себя товарища Артема, может это как-то оказало действие – но Сашу на заводе ценили, он хорошо зарабатывал и учился на курсах для будущих руководителей производства. Зоя могла не работать.
Зина с увлечением училась. Курсантов школы телеграфистов не только учили, премировали путевками, но и отправляли на какие-то общественно полезные работы. Так, летом 1933 года их, комсомольцев, отправляли раза два в деревню на сбор урожая – собирали пшеницу в снопы. Она как-то смутно вспоминала то время. Но вспоминала, что жили они не в деревне, хотя очень четко видели, что в деревне людей почему-то нет. Только один человек из местных подъезжал к ним на телеге, привозил воду. Это был еле передвигавшийся оборванный опухший старик. Они очень удивились, когда узнали, что ему 22 года, и что все в деревне умерли от голода.
В 1935 году Зина вышла замуж. Чудесное фото двух сестричек с мужьями и мамой, сыну Зои Валентину — 2 годика.
Муж был из семьи или первых советских цеховиков, или чиновников; они жили зажиточно в своем большом доме. Зина переехала к мужу. Вначале все было прекрасно: муж — красавец, семья с достатком. В обязанности Зины входила уборка дома и помощь в приготовлении еды. На самом деле она была в роли прислуги. Приглашать в дом своих родственников ей было запрещено, общаться с подругами – запрещено, куда-либо уходить – только с разрешения свекрови. Постепенно интерес мужа к ней угасал, он часто отлучался на несколько дней, ходил один по разным компаниям. Когда она забеременела, муж вообще перестал обращать на нее внимания, занимался своей жизнью. Зина пробовала что-то поменять, доказать, объяснить. Но ничего не помогло. Возвратиться обратно домой она не могла. Уйти от мужа – тогда это было немыслимо. Долго Зина даже не рассказывала никому, как ей живется. С рождением ребенка ничего не изменилось, а стало только хуже.
И тогда она решила, что больше терпеть это не будет. Она подала на развод, отсудила отдельную комнату в доме мужа. Никто ее не понял. Самые близкие люди — не поддержали, осудили: мама, братья, даже Зоя. Она не просила о помощи, некоторое время даже ни с кем не общалась. Как она выжила, непонятно. В комнатке, где она осталась с маленьким сыном, не было ничего: спали на полу, укрывшись старой одеждой. Родители мужа отказались отдать даже кроватку ребенка. Прошло немного времени и Зоя решила возобновить контакты с сестрой, несмотря на осуждение семьи. Она нашла Зину и ужаснулась условиям, в которых та жила. Зоя начала помогать Зине. Все понемногу стало восстанавливаться.
Зина пошла на работу, сына, маленького Эдика, сдала в детский сад.
Работала телеграфистом в почтовом отделении №2, что на улице Артема. Интересные времена тогда были. В почтовом отделении была своя «тюрьма», куда можно было угодить за опоздание. «Тюрьмой» была комната в подвале с замком.
В 1939 году летом детский сад вывезли за город. Там ребенок заболел, его положили в больницу, но через некоторое время он умер – кажется, была дизентерия.
Так в 1939 году для нее закончилась, казалось, жизнь: семьи нет, ребенок умер, а ей только 26…
1941…Ее призвали в Армию с первых дней войны. Военная обстановка потребовала большого количества связистов. Спешно набирали девочек, вчерашних десятиклассниц, и обучали их работать с приборами связи. Она же была профессионалом, одна из немногих с опытом работы.
Сначала Зина оставалась в Харькове. Военные обязанности заключались в том, что она постоянно находилась в расположении военной части, продолжая работать телеграфистом. Из Харькова они ушли вместе с отступающей Армией. Следующим местом дислокации были калмыцкие степи, район Элисты. Там формировалась новая дивизия, в штаб которой были прикомандированы связисты из Харькова. Поскольку они сопровождали командование дивизией, их быт был более-менее налажен, если так можно сказать о военном времени. По крайней мере, перемещались они на машинах, а не пешком, т.к. сопровождали оборудование связи. Не особо голодали. В ноябре им выдали зимнюю одежду.
Куда хуже было с ополченцами. Сколько их осталось на полях после первых же морозов. Их загоняли в окопы практически в летней одежде, к утру некоторые уже были мертвы. Девчонки их называли подснежниками. Они ехали по степи и только успевали считать: «Вон, смотри. Еще один…».
Война со своими атрибутами стала их жизнью. Спали в землянках, ночь дежурили, день спали и наоборот. Ухитрялись одним котелком теплой воды и помыть голову, и искупаться. Девчонкам хотелось быть красивыми даже на войне. Странно, но почти у всех прекратились месячные. Стресс сделал свое дело. Они также практически не болели, а ведь условия были спартанские.
Батальон связи их дивизии был укомплектован совсем молодыми девчонками, только что окончившими школу. И среди них ОНА, с таким опытом жизни. В этом большом девчоночьем коллективе она была не Зина, девчонки ее звали «Мамочка», с ней советовались, ей доверяли все свое самое сокровенное…
1944 г, село Баштанка Николаевской области… Он умирал у нее на руках. Было удивительно теплое солнечное мартовское утро. Они пошли в село за молоком. Шальная пуля – и Коля, связист, совсем еще мальчишка, 19 лет, упал на землю. «Мамочка, мне больно… Мамочка …»,– она держала его голову у себя на коленях и, кажется, впервые за всю войну плакала. Его похоронили рядом со школой. После войны она хотела найти его могилу, писала в Баштановку в местную школу, но ничего не получилось.
Ее группа связистов в составе 2-го Украинского фронта прошла войну по самым горячим точкам с момента формирования (осень 1941 года, калмыцкие степи) и до Берлина (май 1945 г.), а потом была еще и Чехословакия (Прага). Конечно, они были не на передовой, но война прошлась и по их батальону. Девчонок неоднократно отправляли в тыл с серьезными ранениями. Бывали и другие случаи, в тыл отправляли по беременности, а уж счастье это было или душевная травма – это у кого как.
На оккупированных землях их, женщин-военных, женщины ненавидели. Называли их презрительно ППЖ — походно-полевые жены. Что там было, а что не было, кто знает. Но четыре года войны, это очень много. Особые отношения возникают всегда, когда люди оказываются в одном коллективе и в сложных условиях. Это жизнь с ее очень простыми и непростыми ситуациями.
После капитуляции Германии их еще долго не расформировывали. Сохранялась военная обстановка, но сердца уже жаждали новой мирной жизни. Девчонки начали беременеть одна за другой, это был способ раньше отправиться домой. Зина тоже уже планировала себе новую жизнь. Она встретила хорошего человека, он служил в другом батальоне, и они оказались рядом в эти послевоенные дни. Не то, чтобы это была любовь, — но человек он был интересный, добрый, уравновешенный, разумный. Зина уже планировала после демобилизации ехать к нему домой куда-то под Саратов.
И тут пришло письмо из Харькова. Сестра Зоя умерла от туберкулеза 1 июня, ее муж считался пропавшим без вести в ходе войны. Сиротами остались двое детей — Валентин и Юра, одному 11 лет, другому 3 года. На этом основании Зину демобилизовали уже в конце июня. Возвратилась она в Харьков попутными поездами. Опасно было ехать через Польшу. Поляки, случалось, пускали эшелоны под откос, убивали советских солдат; русские были для них такими же захватчиками, как и немцы.
То, что увидела Зина в Харькове, потрясло ее: разрушенный город, голодные оборванные люди. Дома ее ждала больная мать и двое детей, один из которых, младший, был так похож на ее умершего сына. Ему тогда тоже было 3 года. Она увидела эти детские глаза и поняла, что никуда от них не уедет и не уйдет. Больше не существовало ее личной жизни. Жизнь этих детей стала ее жизнью.
Через несколько месяцев маленький Юра называл ее – мамочка. И это было самое большое счастье!
….. Прошло время. Дети выросли, появились внуки. Все знали, что бабушка у них – не родная. Но это была самая потрясающая бабушка – она была, прежде всего, другом своим внукам, замечательной рассказчицей, великолепным наставником по жизни, безоговорочным авторитетом и центром всей большой семьи.
Зинаида с мужем Александром и приемным сыном Валентином (ок.1985 г.)
