Бураченко Серафима Федоровна (1884 – 1969).   Моя прабабушка.

Это сейчас для меня она прабабушка, для моего ребенка еще больше пра… Время идет и отодвигает все дальше историю тех людей, которые нам предшествовали в цепи случайностей, результатом которых явились мы.

В период же своей жизни, отведенной каждому в рамках своей эпохи, моя прабабушка была красивой, очень деятельной, сильной духом женщиной с огромным чувством юмора. Она прекрасно готовила, чудесно пела, умела постоять за себя в любой ситуации.

Откуда она и кто ее родители – не знаю и теперь уже вряд ли узнаю.  Спросить – не у кого. Остались в памяти отдельные фрагменты историй,  рассказанных моим отцом. Отец мой обожал свою бабушку, в сложный период его послевоенной жизни, она смогла быть ему другом и помощником.

Итак, Бураченко Серафима, город Харьков. До революции она работала кухаркой в семье священника. С тех пор стала убежденной атеисткой. Очень ее поразило то, что подношения, которые приносили в храм прихожане, отправлялись потом на корм свиньям. Наверное, что-то еще пришлось увидеть и узнать, только с тех пор она в церковь не ходила и милостыню не подавала. Хотя, своего сына она отдала учиться в церковно-приходскую школу.

Серафима командовала всеми и всегда. Без крика, без истерик. Ее независимость, уверенность в себе и даже некоторый авантюризм выливался во множество самых разных историй, но всегда в ее пользу. В семье священника  она сама определяла, что она будет готовить, когда она будет выходная. Поскольку готовила она очень хорошо, была аккуратна и не давала поводов заподозрить себя в нечестности при закупках продуктов – ею очень дорожили и позволяли эдакий диктат на кухне.

В 1904-1905 гг ее муж, Кирилл Евсеев, начал участвовать в различных мероприятиях так называемых революционеров разного толка. В Харькове тогда «чудил» известный впоследствии Артем. Его несколько раз пыталась задержать полиция, но безуспешно. В один из таких периодов в декабре 1905 года он скрывался в Серафимином доме на чердаке. Около недели отлеживался, а Сима с мужем его кормили и прятали от окружающих.

В 1906 году осенью у Серафимы родился сын – Александр.

Во время 1-й Мировой войны мужа Серафимы призвали в армию и отправили на фронт. Никакой связи с ним не было. Уже и война закончилась, а известий о нем — никаких: то ли продолжил участвовать в революционных событиях, то ли еще что-то. Но то, что он не погиб, Серафима знала. Времена были смутные, а склонность к революционной деятельности у ее мужа была. Когда он, наконец, появился, Серафима его не приняла. Больше он не приходил и с сыном Александром не виделся.  Правда, и слухи ходили, что он ревновал Серафиму и подозревал, что может быть товарищ Артем причастен к рождению сына. Напрасно подозревал,  сын Серафимы, Александр Кириллович Евсеев, был высокого роста, в отличие от низкорослого Артема, да и черты лица не соответствовали.

Второй муж у Серафимы был  был краснодеревщиком. До сих пор у нас хранится шкаф  и зеркало в красивой деревянной оправе, все сделанное им. А вот ни имени, ни фотографии от него не осталось. Где похоронен — тоже не знаю, почему-то никогда на его могилу не ходили, знаю только, что умер он до войны. Мой отец говорил, что дедушка был добрейшим человеком, тихим, улыбчивым, абсолютно неконфликтным. Да и зачем ему быть конфликтным? Серафима одна могла справиться со всеми, кто был по какой-то причине настроен против них.

Серафима всегда находила себе работу, всегда обеспечивала сама себе доход. После революции она освоила рынок. На Рыбном рынке она продавала рыбу. Откуда у нее рыба, спросите вы? Вот ее дневной оборот «дел»: утром закупает рыбу у крестьян, которые на подводах привозят улов из ближайших деревень; днем рыбу распродает, остаток забирает домой и вечером делает пирожки с рыбой, которые утром продает на базаре, а потом опять закупает рыбу у крестьян и т.д… Торговля стала ее стихией. Дома она приторговывала также самогоном, который сама делала. Иногда, возле кинотеатров она продавала цветы со своего приусадебного участка. Цветы были ее увлечением: возле дома росли кусты чайной розы, сирени. Особенно она любила жасмин. Когда он зацветал — запах расплывался по всей улице.

Никогда она не испытывала особой нужды: ни до, ни после революции, ни во времена НЕПа, ни до войны, ни во время войны, ни после войны… Даже во время оккупации она гнала самогон и продавала в немецкий буфет. Торговала цветами (немцы тоже дарили цветы девушкам).

В то же время, я не могу объяснить, почему она во время войны не помогала страдающим от голода невестке с двумя детьми и пожилой матерью. Правда отношения с невесткой и до войны были не очень. Ссорились постоянно, не общались. Но ведь оккупация, голод, холод – разве не повод забыть все обиды. Может и  невестка (Зоя) была не совсем права, ведь гордыня – тоже грех.  Как там было на самом деле и кто прав, а кто не очень – мы уже не узнаем. Всегда каждый прав по-своему. Вопросов много…

Я знаю, что в начале оккупации, ее сын — Евсеев Александр Кириллович, возвратился в Харьков – не смог эвакуироваться с заводом, т.к. под Харьковом разбомбили их эшелон. Фронт к тому времени уже прошел дальше, оставалось только возвратиться домой. В начале зимы 1942 года сын Александр решил ехать в Германию на работу. Был период, когда немцы собирали добровольцев для работы на территории Германии. Александру было опасно оставаться в Харькове, потому что его могли выдать: он ведь был коммунистом и работал  руководителем среднего звена одного из заводов. НО.. сразу вопрос: мог ли он уехать под своей фамилией? Скорее всего — нет, иначе бы при оформлении его арестовали. Может быть, он ехал под фамилией Бураченко, своей матери? Тогда понятно, почему именно она что-то получала за него от немцев (как за члена семьи, который работает в Германии). Я знаю точно, что это было камнем раздора между Серафимой и ее невесткой Зоей. На этой почве произошла ссора, и уж что друг другу наговорили они – кто знает. Только они не общались. Серафима сама приходила к дому невестки ранней весной 1942 года, ждала внука. Когда ей удалось его увидеть, она расспросила о семье и начала подкармливать внуков: брала их к себе в дом, кормила там, но с собой ничего не давала. Вот и висит этот вопрос в воздухе, почему? Ответ знают только они, свекровь и невестка, которые теперь покоятся рядом на Журавлевском кладбище г. Харькова.

Война закончилась. Невестка Зоя умерла от воспаления легких сразу после  победы. Двоих детей, оставшихся сиротами (неизвестно было еще ничего об их отце), поддерживали бабушки. Я думаю, в основном она, Серафима.

Осенью возвратился с войны ее сын. Это была такая радость! Но эта радость чуть не переросла в новую трагедию. Он очень любил свою жену (Зою), и не хотел жить без нее, даже пытался покончить жизнь самоубийством. Но как-то все успокоилось. Время лечит… Он связал свою судьбу с другой женщиной, сестрой своей жены. Сначала они вместе пытались обустроить детей, эти общие усилия их сблизили, они решили стать семьей, хотя отношения официально так и не оформили. Младший ребенок почти сразу принял тетю и вскоре стал называть ее мамой. Старший, Валентин, мой отец, не принял этот союз. Он не мог принять другую женщину. Слишком он любил свою маму. Он ревновал отца и злился на него, дерзил ему и тете, убегал из дома, не слушался абсолютно, хулиганил. Единственным человеком, который его понимал и всегда принимал, была Серафима, его бабушка Сима. Они обожали друг друга. Валентин частенько просто жил у нее после очередного конфликта в семье.

После войны Серафима не оставила рынок. Только стала она специализироваться  на цветах. Летом – это были бутоньерки с разными цветами, и конечно же с жасмином. В другие сезоны она сама делала и продавала искусственные цветы. Она освоила их производство и стала просто мастерицей в этом деле. Это увлекало ее полностью. Свою любовь она также дарила своим домашним животным – у нее после войны было по нескольку собак и котов, о которых она очень хорошо заботилась и кормила их отменно. Собаки могли спать в ее постели, кушать с ее посуды. Она могла дать собакам вылизать тарелки, потом их ополоснуть и поставить на стол. Именно этот факт, знаю, ошеломил мою маму и превратил перспективу жить в одном доме с бабушкой Симой в мыльный пузырь. Она сказала: Никогда!

В конце жизни Серафима жила одна в своем стареньком доме на Журавлевке в окружении цветов и любимых животных. Когда приезжали внуки и правнуки, она всегда готовила огромный пирог-плетенку с вареньем. Это было ее фирменное блюдо.

Вот так и осталось в памяти: маленькая сухонькая женщина с улыбкой на лице,  огромный пирог- плетенка с чудесным вишневым вареньем, а во дворе — благоухающие кусты жасмина…